[собственно вот]Вот, я как-то не собиралась вести репортажи под пулями, а, вот… И даже надеялась, что машина моя, которая была сожжена в прошлое воскресенье, что она загорелась сама. Родители мои были совершенно уверены, что она загорелась сама. Как выяснилось, она была, все-таки, подожжена.
То есть получается, что нам сначала дали нюхнуть духовности, а потом в нашу машину снизошел благодатный огонь.
С.Крючков
― Это, кстати, еще один сюжет многочисленных сообщений, которые поступают на ленту и в чате нашем в YouTube. Интересуются тем, что вы дальше с машиной будете делать? И вообще известно ли вам о предпосылках всего случившегося?
Ю.Латынина
― Нет, ничего я с ней не буду делать, да? Она сгорела и сгорела. Машина была старая, машина была не застрахованная.
Понимаете, мне жалко не машину. Мне довольно страшно. Я, вот, всё время была хиханьки и хаханьки. А мне страшно то, что люди, которые это сделали, они были готовы к человеческим жертвам, потому что, во-первых, она могла… Очевидно, судя по тому, как поджигали, она могла загореться в тот момент, когда в ней кто-то сидел. Она же загорелась утром. И, там, я бы или родители сидели. Но я, правда, в этот момент уже уехала из Москвы… Я просто накануне уехала. Я не знаю, знали об этом поджигатели или нет. Дома были только родители, которые в результате спешно уехали на следующий день. И, вот, страшно то, что машина стояла рядом с деревянным домом, а отцу 79 лет – он бросился ее тушить. У нее мог взорваться бензобак. Он не взорвался только потому, что он был не полный. Если бы он ее не тушил, она бы спалила дом, потому что там пламя било на 4 метра.
То есть, вот, меня страшит, что люди, которые это поджигали, они понимали, что в результате могут случиться трупы и их это не волновало, потому что мог взорваться бензобак, могла мама, которая истошно бегала и орала в этот момент… Ну, вы представляете, 79-летний человек тушит машину… Они же, кстати, не знали вообще, в принципе, что у нас дома есть огнетушители. Что папа мой, хотя ему 79 лет, он обставит многих молодых.
А, вот, мама после операции на сердце 77 лет в этот момент бегала вокруг этой горящей машины и истошно орала, чтобы папа отошел, а у нее мог случиться приступ.
Вот, я просила этих людей после первого нападения, когда обрызгали наш дом, не трогать хотя бы моих родителей. Да? Вот эта картина, да? 79-летний человек выскакивает из дома в одном белье с огнетушителем, пытается потушить машину, чтобы пожар не перекинулся на дом, а вокруг бегает 77-летняя женщина и орет, чтобы он отошел от машины, потому что он важнее дома.
Причем, нет никаких шансов, что люди не знали, кто дома, потому что есть шансы, что в первый раз они не знали, что кроме меня в доме пожилые родители и соседи. Ну, наверное, в данном случае они точно знали. Моя просьба оставить моих родителей в покое – заказчика это не тронуло, он, вот, считал, что побочный damage в виде смерти этих людей, ну, нормально.
А вообще надо сказать, что вся эта история, которая происходила этим летом, она отличалась какой-то, действительно, крайне вызывающей наглостью, потому что, ведь, случилось чего? Сначала они опрыскали наш дом. А поскольку, как я уже сказала, я не страдают паранойей, то я почему-то решила, что вот этот вонючий запах образовался естественным путем, и где-то до середины дня не поднимала тревоги. И тут уже, когда я начала потихонечку понимать, что нет, это не естественная история, прибегает наша соседка с выпученными глазами и говорит: «Слушайте, тут по дачам ходит какой-то полковник, представляется полковником военной полиции и спрашивает, что вы знаете о вашей соседке Юле, которая торгует наркотиками». То есть я понимаю, что эти люди не только ничего не боялись, они еще, значит, потом это пошли спрашивать.
Значит, более того, вы будете смеяться, проходит еще 2 недели и я вижу возле наших соседей, которые… Просто я знаю, что этот дом пустой и там никого нет кроме очень пожилой женщины, которая никого не принимает. Утром машину, «четверку» драную такую… Абсолютно пустая дорога, я одна, эта машина. Мне становится очень неприятно, и я к ней приближаюсь. Из нее вылезает какой-то мужик и направляется в мою сторону. Я повернулась и убежала.
Значит, оборачиваюсь, вижу, эта машина, которая, ну, ни при каких обстоятельствах не могла там стоять у соседей (просто я этих соседей знаю, да?), она уехала.
И я подумала, может, у меня паранойя? Но, ведь, знаете, неприятно на себе испытывать, это паранойя или это по-настоящему.
И почему я это рассказываю? Потому что после этого я просто обратилась в полицию, и около моего дома, нашего дома с родителями и соседями несколько суток просто стоял тупо, дежурили патрульные службы. Они считали, что позиция серьезная, опасения серьезные. И почему я, опять же, это рассказываю? Потому что я не хочу выглядеть, вот, как человек, который рассказывает, что его в данном случае угнетает кровавый режим, я, наоборот, хочу подчеркнуть, что это, как ни странно, не инициатива государства, да? Если бы там тот беспредел, который происходит в отношении моих родителей в том числе, это была бы инициатива государства, то меня бы остановили на границе, там, обыскивали на границе (ну, вот, как обыскивают всё время Алексашенко). о этого нет. Это государство не выставляло бы пост охраны на несколько дней. Это государство… Простите меня, но Союз журналистов России – очень лояльная государству организация, они не давали бы мне премии (будем говорить вот таким простым словом).
